АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ФИЛОСОФСКОГО

ЗНАНИЯ И ПРИНЦИП ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ

Калмыков Р.Б.

Ravil8@yandex.ru

На заре развития философской мысли было принято выносить безапелля­ционные однозначные суждения о природе окружающих вещей и явлений. Первоисточником всего сущего является вода - утверждал, например, древне­греческий мыслитель Фалес из Милета в начале VI века до нашей эры. Другой древний грек, Анаксимен, считал первоосновой всего воздух, а, по мнению от­ца диалектики Гераклита, первовеществом природы является огонь.

Что любопытно, каждое из данных системообразующих суждений, как, впрочем, и каждое из массы предложенных в более поздние времена, имело под собой, по трезвому размышлению, вполне определенные конструктивные осно­вания, однако по отношению друг к другу они всегда демонстрировали взаимоисключающую враждебность. Так что ищущим себя в философии оставалось только выбрать то суждение, которое больше нравится, и, таким образом, автоматически оказаться в лагере той или иной воинствующей философской школы. В дальнейшем обозначенные в большинстве своем еще в Древней Греции отдельные системы представлений все более углублялись и детально прорабатывались.

В итоге к настоящему дню развитие философии предстает, как справед­ливо отмечали еще в начале XX века известные российские философы С.И.Гессен и Ф.А.Степун [1], в виде довольно широкого набора обособленных, параллельно развивающихся школ, претендующих - каждая в отдельности - на абсолютную истинность и завершенность. Последнее обстоятельство позволило другому российскому философу, С.И.Булгакову, причислить их к своего рода, 'философским ересям' [2].

Что касается позитивного философского наследия человечества, то оно на сегодняшний день представляет собой дискретный набор совершенно разроз­ненных знаний, добытых в разное время в рамках отдельных школ. Системного знания, столь необходимого для понимания единства мировых процессов, при­ходится констатировать, сегодня нет. Его обретение, совершенно насущное с точки зрения здорового многогранно-гармоничного представления о сущем, конечно же, неотвратимо, рано или поздно, ожидает нас впереди. Но уже сего­дня можно пытаться нащупать те принципы, которые могут способствовать становлению системного начала в философском знании.

I

Еще во времена все тех же философов Древней Греции с зарождением школы софистов начал пробивать дорогу так называемый антропологический принцип. Крупнейший представитель софизма Протагор выразил этот принцип известным изречением: 'Человек есть мера всех вещей'.

С появлением этого принципа прежние 'абсолютные' суждения о сущем, безотносительные к выносящему их человеку, уровню его развития, масштабу его познаний, набору находящихся в его распоряжении исследовательских инструментов, наконец, совокупности движущих им в конкретный период и в конкретных обстоятельствах интересов и потребностей, по большому счету утратили свою актуальность. Данный принцип фактически утвердился как важнейшая поправка, на которую должны были отныне ориентироваться пре­тендующие на охват широкой серьезной аудитории и устойчивый успех фило­софские учения.

В самом деле, если трезво подойти к оценке любой формулировки любого ныне признанного правильным закона, правила, представления (всего того, что мы называем емким словом 'знание'), то окажется, что истинность ее далеко не абсолютна. В человеческом знании, как и в его бытии, если разобраться, не так уж много чего-то незыблемого и однозначного. Человек и человечество на­ходятся в непрерывном развитии-изменении вместе со всем своим окружением: природным, социальным, культурным. Поэтому к оценке всего, что касается этой текучей сферы человеческого бытия, в том числе сферы знания, следует подходить с известной долей диалектичности  и релятивизма.

Разумеется, в каждую отдельную эпоху в области человеческого и соци­ального микромиров обязательно присутствуют вещи (нормы, правила, пред­ставления), которые неплохо работают, то есть позволяют на их базе достаточ­но эффективно и комфортно организовывать структуру бытия. Эти вещи, в сущности, и принято в рамках этой эпохи считать истиной. Новая эпоха затем, конечно, все это сметает и приносит свою структуру бытия и свои истины.

Не стоит, однако, впадать и в иную крайность, безраздельно отдавать все на откуп диалектике и релятивизму, ограничиваться точкой зрения, что истинно то, что полезно. Полезность знания, эффективность его использования в значи­тельной степени как раз и обуславливаются наличием в нем объективного ком­понента, содержащего аналогию с реальными свойствами предметов. Углубле­ние объективного компонента позволяет повышать эффективность, поэтому движение по пути углубления - одно из стержневых слагаемых процесса по­знания, осуществляемого человеком. Важно понять, что таких слагаемых не­сколько, и учитывать их надо в комплексе. В данном случае мы ведем речь о другом необходимом слагаемом, о механизме, закономерностях порождения человеческого знания в недрах человеческого мозга, его специфического лич­ностного поля, в недрах народившейся культуры.

Здесь, в сущности, лишь констатируется факт неотделимости сферы зна­ния от всей текучей культурной надстройки человечества. Так же, как старые, вышедшие из моды шляпки, старые жаргонные словечки и устаревшие манеры, устаревают и выглядят, по меньшей мере, забавно и некоторые старые знания-представления. Вспомнить хотя бы землю в виде плоского блина, покоящегося на трех китах!

Таким образом, человеческое знание характеризуется элементом нераз­рывного единства с самим человеческим естеством, особенностями текущего бытия человека и его становящимся культурным миром. А потому следует признать факт известной антропологичности знания, в том числе, разумеется, и философского.

В чем конкретно проявляется указанная антропологичность? Человек, как правило, не разбрасывается по всему многообразию окружающего его мира, а расследует, прежде всего, то, что считает в данный текущий момент времени актуальным для себя: здесь он осуществляет свой субъективный выбор. Если, например, встает вопрос, куда, прежде всего, направить свои исследователь­ские усилия - на изучение свойств прилетевшей из загадочных глубин космоса микрочастицы или же изучение свойств материала, обещающего обеспечить прорыв в сфере одной из современных бурно развивающихся технологий, то люди, как правило, делают выбор в пользу второго.

 Это гораздо ближе к текущей человеческой практике и гораздо быстрее сулит конкретные блага. Поэтому именно здесь в первую очередь концентрируются основные материально-финансовые и интеллектуальные ресурсы. На долю прочих проектов остаются жалкие крохи. Именно поэтому фундаментальные исследования повсеместно уступают по масштабу, степени общественного внимания и уровню финансирования так называемым прикладным исследованиям.

Кроме того, антропологичность проявляется через посредство действительно присущего людям эгоцентризма: человеческий интерес и его мотивация демонстрируют достаточно строгую зависимость от степени приближен­ности-удаленности вещей в его окружении. Чем ближе распролагается объект (материальный или духовный) в физическом, родственном, имущественном, духовном или культурном отношении, тем значительнее к нему интерес, тем сильнее мотив вовлечения этого объекта в круговорот человеческой деятельности. И наоборот, чем удаленнее объект в указанных отношениях, тем интерес слабее и шансов на вовлечение меньше. Ввиду ограниченной физической возможности человека 'поспеть везде', в сферу его жизнедеятельности фактически оказываются, таким образом, вовлечены лишь немногие наиболее актуальные для него объекты в его ближайшем окружении. Такова суровая правда жизни, и данное обстоятельство следует учитывать.

Это в полной мере касается и сферы его знаний. Сфера знаний оказывается на поверку столь же строго эгоцентрически структурированной: познание направлено на наиболее близкие в указанных выше отношениях объекты, остальные же остаются либо 'на обочине' процесса познания, либо вообще 'за его бортом'. Таким образом, процесс познания, как слагаемое процесса освое­ния человеком близлежащего мира, обнаруживает достаточно четко направленный вектор своего развития.

Еще один немаловажный аспект проявления антропологичности знания добавляет тот факт, что наиболее пристально исследуемая человеком сфера его ближайшего окружения несет на себе и наиболее значительные следы его собственной жизнедеятельности, в числе которых присутствуют как полезные следствия его преобразовательно-подчиняющей ориентированной вовне активности, так и сопутствующие издержки вроде испорченной экологии. Другими словами, речь идет об изучении человеком не какого-то произвольного участка мира, а, преж­де всего, окультуренного им же самим ареала его собственного существования, освоенной им природно-культурной ниши, где практически каждая 'кочка' свидетельствует: здесь ступала нога человека. При этом нельзя не отметить, что методолого-практические и научные исследования концентрируются в своем большинстве на границах этой освоенной ниши и продвигаются, прежде всего, в русле тех направлений, в которых предполагается расширение или углубление сферы человеческой жизнедеятельности.

С учетом всего вышеотмеченного следует признать, что эпоха господства наивно-объективистского толкования организации человеческого познания, без учета антропологического принципа, явно чересчур затянулась. Это касается, прежде всего, отечественной философии - на Западе данный принцип давно и достаточно прочно утвердился в качестве традиции системообразующего ак­центирования различных аспектов антропологического характера в рамках т.н. субъективистских учений. Волюнтаризм, феноменология, экзистенциализм, позитивизм, прагматизм, герменевтика - все эти солидно утвердившиеся в ме­ждународном философском сознании учения являют тому яркий пример.

Ца­рившая же у нас в течение продолжительного времени диалектико-материалистическая традиция грешила откровенным объективизмом, и поэтому все реальные антропологические моменты принимались ею в штыки как прояв­ления 'буржуазного субъективизма'.

Разумеется, совсем уж игнорировать антропологические тенденции в со­ответствующую эру было неудобно. Так в качестве дани эпохе в недрах диама­та родилась своеобразная концепция практики, призванная заретушировать наиболее вопиющие огрехи данного учения и внести дух антропологии. Однако дух получился опять-таки вполне объективистским: под практикой и трудом понималось вовсе не нечто человеческое, а лишь непонятно кем или чем осу­ществляемая, абстрактная деятельность по преобразованию внешней приро­ды. Изощренный ум объективистов фактически создал антропологию ... без че­ловека!

А между тем вполне конструктивная антропологическая традиция могла бы при иных обстоятельствах сложиться и у нас. Не секрет, что в свое время в дореволюционной России были весьма популярны труды знаменитого филосо­фа-материалиста Л.Фейербаха. Существовали достаточно крупные общества и кружки по изучению и развитию идей этого мыслителя, расценивавшего 'чело­века, включая и природу, как базис человека', в качестве единственного, уни­версального и высшего предмета философии [3]. Антропология, таким образом, возводилась Фейербахом в ранг универсальной науки [Там же].

Учеником и продолжателем дела Фейербаха можно считать Н.Г. Чернышевского, акценти­ровавшего внимание на факте избирательной работы человеческого мышления. Последний проявлялся в стремлении 'из разных комбинаций ощущений..- вы­бирать такие, которые соответствуют потребности мыслящего организма в дан­ную минуту, в выборе средств для действия, в выборе представлений, посред­ством которых можно было бы дойти до известного результата' [4].

Диалектические материалисты, хотя и громогласно утверждали о своей приверженности философско-материалистической традиции Фейербаха, на деле начисто отвергали ее базовое положение - антропологический принцип. Все, касаемое человека, в диамате считалось слепой функцией внешних обстоятельств, чем-то заведомо вторичным (если, конечно, дело не касалось пролета­риата), поэтому с Фейербахом им было, по сути, совсем не по пути.

Тем не менее, о силе влияния антропологической традиции может косвенно свидетельствовать тот факт, что она делала энергичные попытки заявить о себе даже в эпоху мрачного господства марксистско-ленинской доктрины, в частности, в трудах известного психолога и философа С.Л.Рубинштейна и, позднее, известного исследователя философских аспектов феномена самоорганизации Б.С.Украинцева.

Рубинштейн, в частности, настаивал на недопустимости характерного для диамата 'отрыва чистого сознания от реального человека как субъекта познания, деонтологизации человека'[5]. Закономерности формирования картины человеческого познания останутся, по его мнению, непонятыми, если не принимать в учет такого системообразующего фактора, как специфическое человеческое бытие [там же].

II

В свое время еще И.Кант совершил свой знаменитый 'коперникианский переворот' в философии, поставив задачу интерпретации познания в плоскость рассмотрения проблемы: 'что я могу в принципе знать о мире?'[6]. Выяснилось, что познание - это весьма непростое действо, это особый процесс, который может осуществляться в особых условиях и подчиняется специфическим закономерностям. Участвующие в этом действе стороны играют по особым правилам и могут рассчитывать на довольно ограниченный и обусловленный специфическими условиями результат. Стало понятно, что для исследования специфических аспектов процесса познания нужна особая научная методология.

После такой постановки вопроса совершенно игнорировать антропологический аспект в гносеологии стало дурным тоном. На это смогли решиться только крайние объективисты, в частности, диалектические материалисты, попытавшиеся редуцировать сложный процесс познания к примитивному 'отражению'.

Если серьезно вдуматься, любое наше знание-представление о том или ином предмете или событии является не более и не менее, чем субъективным представлением конкретного 'кого-то' о конкретном объективном 'чем-то'. То есть речь идет об аспекте, выражаясь строгим научным языком, конкретного бинарного отношения (отношения между двумя агентами). Понятно, что ко­нечный вид представления должен в этом случае зависеть от состояния обеих сторон данного отношения, то есть - как от объективных свойств изучаемого 'чего-то', так и от степени физической доступности избранного ряда из этих свойств для воспринимающей способности и инструментария изучающего 'кого-то', от фактического угла зрения последнего и довлеющего над ним конкретного, в данных обстоятельствах, субъективного интереса. Специфика би­нарного познавательного отношения, таким образом, включает в себя антропо­логический фактор в качестве непременного атрибута-условия.

Получаемое в итоге знание представляет собой, в связи с этим, вовсе не спущенную откуда-то сверху или спонтанно возникшую в сознании, как картинка в зеркале, истину. Важно понять, что оно целенаправленно вырабатывается конкретным изучающим субъектом по конкретному объективному поводу в ходе формирования конкретного материального субъект-объектного отношения. Это результат, продукт нелегкой оригинальной работы исследователя по обнаружению, описанию и классификации интересующих его объективных свойств предмета.

На этом продукте любой исследователь (будь то ученый, механик-испытатель, охотник-следопыт или просто покупатель в магазине) может смело ставить знак своего авторского права, ибо на всех перечисленных этапах исходные свойства предмета подвергаются в сознании человека весьма существенной субъективной обработке. Поэтому совершенно оправданным следует считать утверждение, что знание - дитя, плоть от плоти двух родителей: оно спровоцировано объектом, но произведено, сгенерировано субъектом.

Исторически же в философии наиболее масштабно сложились две крайние трактовки сферы знания: объективизм и субъективизм. Объективисты предпочитали акцентировать внимание исключительно на факте объективно­сти свойств познаваемого предмета и объективных же условиях (материаль­ных, социо-культурных, исторических) акта познания и пытались всю концеп­цию знания замкнуть только на этом. Знание у них поэтому трактовалось как абсолютно объективное. За примерами далеко ходить не надо: именно этим в полной мере грешил долго царивший у нас диалектико-исторический материа­лизм.

Субъективисты же замыкались лишь на факте субъективности оснований выносящего суждения человека. У них знание расценивалось в качестве порож­дения сугубо субъективного начала, создающего этот продукт исключительно для собственного пользования. Объективные же свойства познаваемых вещей и условий познания ими либо тихо игнорировались, либо вообще категорически исключались из рассмотрения.

Ныне стало не модно впадать в указанные одиозные крайности. Наступи­ла эпоха взаимной терпимости, плюрализма и эклектики. Самые известные ли­деры конкурирующих школ открыто ищут точки сближения и допускают 'ли­беральные' высказывания, являющие собой выходы за рамки корпоративных принципов. Время, как удачно выразились выше цитировавшиеся Гессен и Степун, снова волнуется жаждою синтеза.

III

Отсутствие системного единства на общефилософском уровне не может не сказываться на состоянии отдельных конкретных наук. Примером может служить ситуация в физике микромира.

На сегодняшний день сущность происходящих в микромире процессов более или менее сносно описывается двумя фактически параллельно разви­вающимися дисциплинами: квантовой и волновой физиками, которые, строго говоря, правильнее было бы назвать 'кинематиками', поскольку они лишь опи­сывают (каждая - своим специфическим способом и языком) закономерности движения-поведения образований микромира, не объясняя их причин и приро­ды.

Бытовавшее в физике ранее представление об агентах микромира - как о классических частицах-корпускулах - уступило в XX веке, с одной стороны, в рамках квантовой теории, представлению о тех же корпускулах, но подчиняю­щихся неким пока не объясненным квантовым законам и правилам (вроде та­ких: 'два электрона на одной орбите не могут иметь одинаковый спин', или 'некоторые особые пары параметров движения частицы принципиально не до­пускают одновременного их точного измерения'), описываемым математи­ческими матрицами, и параллельно, с другой стороны, в рамках волновой тео-

рии, представлению о загадочных волновых порождениях, живущих в согласии с математическими модификациями некой загадочной сочинённой Э.Шредингером статистической функции Ψ.

Обе теории, повторимся, неплохо описывают закономерности наблюдае­мых в микромире явлений, точнее сказать, той их части, что доступна для мак­ронаблюдателя. Однако их подходы и методы совершенно не пересекаются, принципиально различны, представляют собой нечто исключительно ориги­нальное. Получается, человек имеет в своем распоряжении два равноценных абсолютно разных инструмента для освещения одних и тех же природных яв­лений. Использование этих инструментов порождает два параллельных конку­рирующих русла движения-развития человеческого знания.

Данная ситуация с самого начала сильно озадачивала ученых. Диалекти­ческий материализм вообще прочно сел здесь 'в лужу', ибо его доктрина пред­полагает, что знание о предмете возникает в сознании человека в итоге про­стейшего однозначного акта 'отражения', а в данном случае таких знаний должно возникать сразу два. Сегодня в физике бытует своего рода эклектика, сосуществуют на равных оба русла: в одних ситуациях удобнее пользоваться квантовым аппаратом исследования, в других - волновым.

 Получается подобие предложенного известным физиком Нильсом Бором принципа дополнитель­ности в его расширенном толковании. Каждую из двух этих теорий следует считать результатом освещения одного и того же исследуемого предмета с двух разных позиций или точек обозрения, занятых наблюдателем. Каждая из пози­ций позволяет высветить свои особенные нюансы в свойствах предмета, и ито­ги такого высвечивания не только не противоречат друг другу, а взаимно до­полняют, обогащают друг друга, позволяют человеку получить расширенное, более полное о нем представление.

В качестве иллюстрации действия данного принципа можно привести простейший пример эффекта стереоскопического зрения: два разнесенных, в пространстве зрительных анализатора в сумме позволяют получить о наблю­даемом предмете более глубокое - стереоскопическое - представление. Или другой 'бытовой' пример: наблюдение человеком за проезжающим мимо ав­томобилем. Итогом такого наблюдения, с точки зрения 'теории отражения', будет лишь последовательный набор немного отличающихся друг от друга цветных 'картинок', не дающих, если разобраться, об автомобиле никакого знания.

 На деле же базирующийся в подсознании человека сенсорный процес­сор-анализатор автоматически (на базе врожденной способности) вычленяет в этом наборе цветовых картин нечто существенное, идентифицируемое на сле­дующем шаге именно в качестве особым образом разнесенных в пространстве и времени изображений движущегося объекта, и затем, после серии сравни­тельных оценок и подсчетов, выносит итоговое информативное представление о размерах, форме, цвете, скорости, удаленности автомобиля от точки наблю­дения. Таким образом, наблюдение предмета с нескольких разных позиций по­зволяет (разумеется, после особого системного суммирования его итогов) по­лучить о нем расширенный объем знаний. Что же касается системного сумми­рования, то это, следует подчеркнуть, весьма непростая специфическая функция, осуществляемая человеком. Анализ подобных примеров позволяет придти к твердому выводу, что без учета специфических условий осуществления данной функции вести какую-либо речь о познании просто бессмысленно.

На примере ситуации в физике микромира достаточно наглядно высвечи­вается особая роль в познании, которую играет антропологический принцип. Знание о предмете оказывается достаточно жестко увязанным с позицией, из­бранной наблюдателем, с потенциалом его инструментария (соответствующим уровню его познавательной культуры), а также с конкретной, исторически сло­жившейся познавательно-методологической (гносеологической, эпистемоло­гической, когнитивной) традицией. Последняя сформировалась здесь с начала XX века в ви­де корпускулярно-волнового дуализма. Каждая из двух составляющих достигает знания своим особым, культивируемым человеком, способом. В не столь отда­ленном будущем, когда на смену нынешней 'кинематической' эпохе в изуче­нии микромира придет эра полноценной физики, с неизбежностью должен бу­дет возникнуть системный взгляд на исследуемые явления, гармонично объе­диняющий две нынешние тенденции.

Антропологический фактор сыграл довольно злую шутку с физикой мик­ромира, точнее, с квантовой ее составляющей. Из того факта, что ограниченный потенциал человека-макроисследователя не позволяет фиксировать одновре­менно точные значения некоторых пар параметров движения микрочастицы, например, таких, как координата и импульс, физики делают 'смелый' вывод, что у микрочастицы вообще нет траектории движения(!). Их не смущает тот факт, что в любой произвольный момент времени исследователь может зафик­сировать отдельно точную координату микрочастицы, доказывая тем самым факт точечной ее локализации в пространстве. Из таких точек, если разобрать­ся, и складывается в конечном итоге траектория - если верить школьному кур­су физики. Так что нынешние исследователи в попытках трактовать принцип дополнительности Н.Бора в качестве объективной характеристики микромира, фактически свою собственную проблему чисто антропологического характера пытаются незаконно переложить на объективный микромир, пользуясь, оче­видно, тем, что бессловесный микромир ничего не сможет им на это возразить.

                                                      IV

По-видимому, нечто вроде подобного принципа дополнительности, в его широком толковании, следует применять в отношении ситуации во всей совре­менной философии. В соответствии с этим принципом, массу ныне сущест­вующих разрозненных философских представлений о мире, сформированных в рамках множества отдельных школ, следует расценивать не иначе, как сово­купность специфических, освещений единого материального мира с множества частных наблюдательских позиций в рамках соответствующих им познаватель­но-методологических традиций.

 При этом придется с известной долей снисхо­дительности относиться к позиции адептов каждой из отдельных школ, видя­щих все вокруг под особым углом зрения и стремящихся это видение возвести в абсолют. Они подобны соловьям, воспевающим прелести мира, открывающиеся с их родной ветки, и не задумывающимся о существовании иных прелестей, открывающихся с других веток, а также о факте системного единства всех ве­ток в масштабе целого дерева.

При оценке наработанного каждой из школ материала необходимо нау­читься четко отделять зерна от плевел: отбрасывая все специфические тезисы и ценности, акцентирующие претензии на абсолютную исключительность и всеохватность, оставлять в активе все то, что содержит в себе объективный эле­мент или свидетельствует в пользу системного видения предмета. Следует на­деяться, что со временем этот актив настолько окрепнет, что позволит людям совершить масштабный акт системного объединения всего конструктивного философского знания.

Автору, в этой связи, хочется поделиться своей убежденностью в том, что весьма высокий системообразующий потенциал уже сегодня таят в себе пред­ложенные им ранее концепция расширенного детерминизма и ряд вытекаю­щих из нее принципиальных общефилософских выводов. В контексте дан­ной концепции рассмотренный выше антропологический принцип трактуется как вполне естественное частное приложение и, одновременно, вполне очевид­ный организующий фактор процесса освоения-познания человеком окружаю­щего мира. При этом, следует подчеркнуть, не делается принципиальных усту­пок каким-то отдельным философским течениям, а их конструктив вполне системно-упорядоченно аккумулируется.

Задача системного объединения конструктивного философского знания весьма и весьма масштабна. Первые шаги в этом деле уже сделаны, однако в одиночку с этим не справиться. Автор обращается к тем, кому так же близка данная проблема, с призывом объединить усилия и принять активное участие в  построении синтезирующего учения.

Литература

1. Гессен С.И., Степун Ф.А. От редакции. ( Цели журнала 'Логос' и задачи со­временной философской мысли)/ Русская философия. Конец XIX - начало XX в. С-П. ун-т. 1993. С. 426

2. Булгаков С.Н. Трагедия философии./ Русские философы. Конец XIX - сере­дина XX века. М. 1993. С. 90

3. Фейербах Л. Избранные философские произведения в 2-х т. М., Т.1, 1955, С.202

4. Чернышевский Н.Г. Антропологический принцип в философии. Избр.филос.соч. М., 1951, Т.З, С.232-233

5. Рубинштейн С.Л. Человек и мир/Вопросы философии. 1969,?8,С. 129

6. Кант И. Соч. в 6-ти томах. М., 1963-1966, Т.З, С.301