АНАТОМИЯ СВОБОДЫ
(Электронная копия брошюры, изданной в 1995 году)
Калмыков Р.Б.
Иваново 1995
Предпринята попытка строгой систематизации всех имеющихся интерпретаций понятия свободы на базе ранее предложенной автором оригинальной онтологической модели. Прослеживается связь свободы с феноменами зависимости, пассивной сопротивляемости, активного поведения, самодетерминации, своеволия. Исходя из предложенной системы, демонстрируется механизм происхождения не только практически всех уже имеющихся в философском наследии трактовок свободы, но и целого ряда новых, до этого не акцентировавшихся и не исследовавшихся.
Предназначено для всех интересующихся проблемой философской интерпретации свободы, а также сторонников построения философских исследований на строгих основаниях.
Рецензенты:
кафедра философии Ивановского государственного университета;
кандидат философских наук Е. Л. ИГОЛЬ (Ивановская текстильная академия)
ISBN 5-230-01724-4 © Р. Б. Калмыков, 1995
Противоположность между телеологией и механизмом прежде всего представляет собой более всеобщую противоположность свободы и необходимости.
Гегель
Философское истолкование свободы являет собой одну из так называемых 'проклятых' проблем, по поводу которой издавна ломаются копья и вокруг которой с незапамятных времен происходит нагромождение впечатляющих завалов определений, трактовок и концепций. Поэтому здесь мы имеем дело со случаем, когда попытка обратиться за помощью в осмыслении этой проблемы к матерым авторитетам отнюдь не всегда приводит к прояснению ситуации. Весьма показательны в этом плане следующие примеры. Так, Гольбах утверждал, что 'человек не свободен ни одну минуту своей жизни' [1]. Иного мнения придерживался Ж.-П. Сартр: 'Мы есть свобода, которая выбирает..., мы приговорены к свободе' [2]. Ф. Энгельс был убежден в освобождающей человека роли познания, считал, что каждый шаг общественного человека по пути культуры есть шаг к свободе [3]. Виднейшие иррационалисты, 'критики науки', такие, как К. Ясперс, Г. Маркузе и С. Кьеркегор, напротив, полагали, что развитие знания, растущая со временем ставка на разум, рационализм способствуют сокращению, сковыванию свободы человека [4]. Как видим, утверждения известных мыслителей зачастую носят противоположный характер. Тем не менее, как это ни парадоксально, следует признать, что каждый из них был по-своему прав.
Проблема состоит в том, что разным авторам было свойственно вкладывать в интерпретацию категории 'свобода' свой особенный, частный смысл. Поэтому выработке фундаментального взгляда на проблему свободы, на наш взгляд, должна предшествовать, прежде всего, основательная работа по систематизации всех имеющихся в философском наследии ее смысловых оттенков. Данная работа задумывалась именно как один из шагов на этом пути, как попытка такого рода систематизации, причем естественно складывающейся на базе особого видения ситуации, привносимого вихревой причинно-следственной моделью самоорганизации [5].
Исследование было бы естественно начать с элементарных ситуаций. В естествознании и технике, когда речь идет о взаимодействии каких-либо двух отдельных предметов или сущностей, понятие свободы нередко сопутствует понятиям 'отношение', 'связь', 'зависимость'. При этом уместно привести разъяснение Гегеля: 'Отношение есть взаимосвязь двух сторон, которые, обладая самостоятельным существованием, отчасти равнодушны друг к другу, отчасти же существуют только благодаря друг другу и только в единстве этой взаимной определенности' [6]. Из данного определения с очевидностью явствует, что свобода (взаимное 'равнодушие' двух сторон) и связь - это ни что иное, как пара категорий, призванных количественно характеризовать фундаментальное свойство любой пары реальных предметов (отдельных реальных сущностей) - иметь взаимное отношение. Эта пара категорий позволяет оценивать меру, степень наполненности, весомости свойства 'отношение'. Отношение может быть малоинтенсивным, даже абсолютно нейтральным, нулевым (между двумя людьми - холодным, отчужденным). Тогда уместно вести речь об отсутствии сколько-нибудь заметной связи и соответственно о наличии высокой степени взаимной свободы. Напротив, высокоинтенсивное, весьма тесное, высокого накала отношение характеризуется наличием крепкой, прочной (в технике - жесткой) связи и соответственно минимумом или отсутствием свободы. Вообще же говоря, большая часть имеющих место в реальности бинарных (между двумя сущностями) отношений занимает то или иное промежуточное положение между указанными крайними случаями и характеризуется тем или иным конкретным соотношением объемов (масштабов) связи и свободы. Очевидно, в данном случае свободу можно иначе толковать как взаимную обособленность двух сторон, выступающую 'оборотной стороной связи' [7]. Если воспользоваться определением известного советского философа А. Спиркина, трактовавшего связь как 'зависимость одного явления от другого в каком-либо отношении' [8], то удачным синонимом такой свободы можно признать 'независимость'.
Прячем независимость эта является, подчеркнем, частной, относительной, сугубо конкретной, характерной только для данного бинарного отношения. Такое понимание было близко Гоббсу, подчеркивавшему, что понятие свободы 'может быть применено к неразумным созданиям и неодушевленным предметам не в меньшей степени, чем к разумным существам' [9]. Он приводил пример, когда ранее заключенная в сосуде вода освобождается, если сосуд разбить. Он также отмечал, что и человек 'может быть свободен в одном отношении и несвободен в другом' [10].
Свобода как категория, характеризующая степень обособленности, независимости одного предмета от другого и противостоящая бинарной зависимости, связанности, детерминированности, если разобраться, легко поддается формализации, включению в 'зону действия' аппарата теории множеств и математической логики. Данное обстоятельство объективно способствует делу превращения соответствующего раздела философии в полноценную науку, базирующуюся на использовании математических методов исследования. Ниже мы постараемся доказать, что все остальные многочисленные трактовки свободы являются производными от указанной, а потому также в конечном итоге могут быть исследованы современными научными методами.
Всякий реальный предмет находится обычно в окружении множества других предметов реального мира и со вполне определенным их числом состоит в тех или иных непосредственных отношениях. Если все эти отношения, касающиеся данного предмета, суммировать, сгруппировать и рассматривать далее в виде единой целостной совокупности, то появляется возможность вводить в рассмотрение новые, агрегатные трактовки зависимости и свободы. С их помощью можно уже вести речь о том или ином суммарном (интегральном) отношении каждого отдельного предмета со всем остальным окружающим внешним миром. При этом вместо множества бинарных отношений между отдельными предметами придется уже иметь дело всего лишь с одним обобщенным отношением - между данным предметом и внешней средой. Последние два выступают как целостные сущности, взаимодействующие друг с другом и обладающие по отношению друг к другу определенной суммарной (интегральной) зависимостью и свободой.
В принципе, не составляет проблемы представить себе мысленно некий предмет, совершенно независимый по отношению ко всем остальным окружающим сущностям реального мира, то есть абсолютно свободный. Однако принцип детерминизма, законы сохранения и факт активности среды исключают такую ситуацию в реальности. Достижимо лишь определенное приближение к этому предельному случаю. Можно также мысленно вообразить и всецело зависимый от внешнего мира предмет, лишенный абсолютно какой-либо свободы. Но в этом случае, во-первых, теряет смысл выделение этого предмета в отдельную сущность. Во-вторых, если исключить свободу данного предмета по отношению к любой части внешнего мира, то есть признать его зависимым от всех вообще внешних реальных сущностей, то мы придем к невозможной ситуации, когда весь реальный мир оказался бы связан, через посредство этого предмета, в одно жесткое, совершенно лишенное свободы целое. Таким образом, приходится признать, что указанные крайности могут существовать лишь в качестве недостижимых предельных абстракций. Каждый же отдельный предмет может быть охарактеризован той или иной, отличной от нуля и от абсолюта степенью связанности с внешним миром и свободы от него.
В свете вышеуказанного уместно вести речь о частичной детерминируемости любого отдельного предмета внешним миром. Чтобы воссоздать картину полной, целостной его детерминации, придется признать наличие особых внутренних детерминантов, присущих только данному предмету. Это обстоятельство, подчеркнем, отнюдь не противоречит принципу материального единства мира. Являясь частью целого реального мира и порождением предыстории текущего момента последнего, отдельный предмет представляет собой вместе с тем некое выделяющееся из остального мира целое, уникальное порождение предыстории ряда элементов материи, слагающих только его самого и его непосредственное окружение. Следовательно, здесь имеет место детерминантная двойственность - эффект, порождаемый 'групповщиной' во взаимодействиях детерминантов реального мира. Рассматривая конкретные модели реальных предметов, исследователи неизбежно сталкиваются, соответственно, с причинной двойственностью. Поскольку же при таком подходе приходится признавать каждый отдельный предмет одновременно и частью, и целым, то это означает невозможность сведения его к чему-то полностью функционально первичному или вторичному, что можно определить как функциональную двойственность.
Что касается характера воздействия на предмет внутренних детерминантов, то на этом стоит остановиться особо. Рассмотрим такой пример. Подмечено, что в поле действия одних и тех же внешних гравитационных сил более тяжелое тело в меньшей степени искривляет траекторию своего движения, чем более легкое. Это объясняется тем, что первое обладает большей величиной инерции. Далее, при одном и том же внешнем механическом воздействии дерево ломается, а сталь нет. При известном тепловом воздействии бумага возгорается, а вода не горит. Под электрическим напряжением металл проводит ток, а диэлектрик не проводит. Если вдуматься, все эти реакции можно объединить на базе признания одного общего фундаментального свойства всех материальных предметов - пассивной сопротивляемости внешнему воздействию под влиянием собственных внутренних детерминантов. Из всевозможных видов пассивной сопротивляемости, пожалуй, стоит выделить именно инерцию, которую М. Бунге считал проявлением самодвижения в механике [11]. На сегодняшний день инерция достаточно основательно исследована, поэтому ее очень удобно рассматривать в качестве эталона пассивной сопротивляемости вообще. Беря на вооружение метод аналогии, считаем в данном случае правомерным признать законы механики, касающиеся инерции, справедливыми и для других видов пассивной сопротивляемости. При этом, конечно, следует соответственно расширить зону их действия, их формулировки, перенести последние на все другие всевозможные свойства реальных предметов и процессов.
Так, например, закон инерции в расширительное варианте будет звучать примерно так: всякий реальный предмет или процесс в отсутствие внешних воздействий сохраняет прежний, неизменный вид и прежнюю динамику движений в соответствии со структурой своих внутренних детерминантов. Второй закон Ньютона можно расширить следующим образом: динамика изменений, вызванных внешним воздействием на данный предмет или процесс, прямо пропорциональна силе воздействия и обратно пропорциональна величине пассивного сопротивления (инерции). Аналогичным образом можно переформулировать и другие законы и закономерности. Считаем своим долгом отметить, что, по нашему мнению, существует остро назревшая необходимость в основательном продвижении философской концепции детерминизма в данном направлении. Соответствующая работа позволила бы, по крайней мере, привести философию на данном участке познания в соответствие с достижениями естественных наук.
Наряду с вышеуказанным существует особый разряд материальных образований, обладающих свойством не только пассивной, но и активной сопротивляемости. Более того, эти образования вообще наделены способностью к активному поведению, зачастую никак не спровоцированному внешними детерминантами. Речь идет о самоорганизующихся системах (сокращенно - СС). Как и для всех остальных реальных сущностей, для них характерна детерминантная двойственность. Но в отличие от прочих сущностей, внутренние детерминанты которых статичны или находятся в равномерном движении, для СС свойственна вовлеченность ее внутренних детерминантов в замкнутое обменное движение, в циркулирующий поток - вихрь. Именно поэтому СС может совершать самостоятельные, целесообразные, этим внутренним детерминирующим вихрем обусловленные движения, может активно избегать вредоносных и опасных внешних воздействий, обходить и устранять препятствия, так же активно искать и устанавливать благоприятные и полезные связи. Таким образом, СС может активно, по своему усмотрению, регулировать бинарные отношения с отдельными предметами внешнего мира, самостоятельно наполнять их желаемой величиной взаимозависимости или свободы. То же самое касается и суммарных (интегральных) величин связи и свободы в отношении всего окружающего мира в целом. СС может по своей воле в большей или меньшей степени замкнуться в себе или открыться миру, тем самым активно регулируя указанные величины.
Человек как объект изучения издавна привлекал к себе внимание со стороны философов. В связи с этим и проблема суммарной зависимости и свободы субъекта-человека многократно подвергалась попыткам освещения с разных сторон. Так, Демокрит использовал термин 'необходимость', понимая под ним суммарную детерминированность, и указывал на четкое деление этой необходимости на внешнюю и внутреннюю [12]. При этом внешняя необходимость, по его словам, пробивает себе дорогу через посредство связей. Индивидуум вне связей, подчеркивал он, недоступен подчиняющей внешней необходимости, а потому свободен [13]. Значительно позднее этот взгляд развивал Э. Фромм, который указывал, что, устраняя все формы зависимостей от других людей и общественных структур, человек становится свободным, но эта свобода оборачивается для него одиночеством. Таким образом, по его мнению, человек свободен - 'это значит, он одинок' [14]. Свобода здесь понимается как независимость от влияния извне, от внешней необходимости, что, если разобраться, автоматически подразумевает подверженность субъекта исключительно внутренней необходимости, влиянию изнутри. Последнее обстоятельство, по-видимому, как раз и дало повод ряду исследователей прямо определять свободу субъекта как внутреннюю, имманентную детерминированность. Так, Спиноза оставил нам следующее определение: 'Я называю свободною такую вещь, которая существует и действует по необходимости, вытекающей лишь из ее собственной природы...' [15]. На указанную тенденцию обращал внимание и Гегель: 'Когда говорят о необходимости, то обыкновенно понимают под этим детерминирование извне...'[16]. Это, по его мнению, надо отличать от внутренней необходимости, которая и есть свобода. Следует отметить, кстати, что именно Гегель впервые в истории философии начал рассматривать необходимость и свободу как пару категорий, находящихся в диалектическом единстве [17]. В том же духе применительно к человеку рассуждал Гольбах: 'Для человека свобода есть не что иное, как заключенная в нем самом необходимость' [18].
Последовательную преемственность демонстрирует в данном вопросе известный философ-реалист нынешнего века М. Бунге, отметивший, что свобода 'заключается в закономерной самодетерминации, существующей на любом уровне реальности' [19]. Синонимами свободы, в понимании этих мыслителей, становятся беспрепятственная самореализация субъекта, спонтанное, самопроизвольное проявление его уникальной природы. Сходное понимание свободы применительно к бытию человека во внешнем окружении ('экзистенции') излагал М. Хайдеггер, в частности, утверждавший, что если строить поведение в соответствии со своей индивидуальностью, то поступки будут свободными [20]. Однако этой свободной самореализации человека мешают разнообразные устойчивые обстоятельства окружающего его природного и общественного бытия. Когда под влиянием развивающейся внутренней потребности в более полной и масштабной самореализации человек осуществляет 'трансценденцию', то есть прорывает те или иные сковывающие его рамки устоявшегося внешнего окружения, привычной внешней повседневности, выходит за их пределы, тогда-то и обнаруживает себя на практике, по мнению Хайдеггера, свобода человеческого существования [21].
Исследование основ человеческого поведения породило, в числе прочего, понятие воли, служащее для обозначения способности к выбору цели деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления [22]. Как-то так исторически сложилось, что одним этим понятием традиционно охватываются, по сути дела, две разные функции, два особых вида активности. Действительно, способность к выбору цели подразумевает, если разобраться, избирательную активность, а способность к внутренним усилиям, необходимым для осуществления уже поставленной цели, правомерно классифицировать как вид двигательной активности. Эти две функции у разных людей от природы могут быть выражены по-разному, в связи с чем принято говорить о таких типах личности, как 'руководитель' и 'исполнитель'. Смешивание двух указанных функций способствует возникновению известной путаницы, поэтому считаем целесообразным использование вместо одного, доселе принятого, двух более точных понятий: 'воля избирающая' и 'воля движущая'.
В контексте данной работы нас интересует прежде всего то, что связано с понятием воли избирающей. Издавна ломаются копья по поводу того, детерминируется ли эта воля чем-то и как-то или же она свободна. В связи с этим в философии возникли два направления - индетерминизм и детерминизм [23]. Представители первого, к коим можно причислить Сократа, Платона, средневековых схоластов, И. Г. Фихте, М, Ф. Мен де Бирана, а также Сартра и Камю, считали волю человека свободной, а представители второго, такие, как Лейбниц, А. Коллинз, Дж. Пристли, Д. Юм, Спиноза и Гольбах, напротив, характеризовали волю как абсолютно детерминированное начало и расценивали человека в этой связи как 'необходимого агента' [24]. 'При предположении свободной воли, - отмечал, между прочим, Шопенгауэр, - всякое человеческое действие было бы необъяснимым чудом - действием без причины' [25].
В чем же причина столь радикальных расхождений? По нашему мнению, здесь с учеными сыграло злую шутку наличие разночтений в трактовке понятия свободы. Как уже отмечалось выше, многие мыслители были склонны понимать свободу как независимость от всего внешнего, следовательно, подверженность исключительно своему внутреннему началу. Поэтому они трактовали свободу воли не иначе как своеволие и на этом останавливались, не пытаясь проникнуть в суть дела глубже. По этому поводу Л. Бюхнер метко констатировал, что под свободой понимается ситуация, когда 'люди сознают свое хотение и не сознают причин, побуждающих их хотеть' [26]. В действительности мы имеем здесь дело лишь с иллюзией свободы, которая тотчас разрушается, если подвергнуть сколько-нибудь строгому анализу источники человеческих 'хотений'. Таким образом, в данном споре мы выступаем на стороне детерминистов, трактующих свободу в абсолютном смысле, как чистую независимость от всего вообще, как внешнего, так и внутреннего. Очевидно, в условиях такой свободы какое-либо действие было бы действием без причины. Поэтому следует согласиться с детерминистами в том, что абсолютная свобода воли невозможна.
Остановимся подробнее на освещении феномена внутренних побуждений воли. Дж. Пристли, Д. Юм и Гольбах прямо говорили о том, что в качестве источников, реальных и необходимых причин человеческих поступков выступают мотивы [27]. Причем мотивы эти могут быть разной природы. А. Коллинз конкретизирует: 'Наши страсти, желания, чувства и разум детерминируют нас в нашем выборе' [28]. Действительно, каждый из нас может привести массу фактов, когда те или иные действия людей определялись велением разума, подсказкой чувства, физиологической потребностью, аффектом. В большинстве же случаев принятию человеком того или иного решения предшествует акт столкновения и противоборства двух или нескольких разных мотивов, своего рода битва за обладание властью над бренным телом в течение обусловленного отрезка времени. Исход битвы может быть ознаменован как победой одного мотива или группы мотивов и последующим доминированием последних на протяжении данного действия или ряда действий, так и той или иной формой компромисса. В последнем случае действия человека детерминируются одновременно целым комплексом, синтезом мотивов. Порой человека мучают сомнения. Очевидно, такое происходит в условиях затянувшейся битвы между сравнимыми по силе мотивами пли их группами, когда ни одна из сторон не может получить решающего преимущества.
Некоторое освещение проблема столкновения мотивов получила у 3. Фрейда. Последний, как известно, уделил много внимания исследованию столкновений между сознательными и бессознательными мотивами, акцентировал итоги таких столкновений и их последствия для психики человека.
Очевидность наличия указанного рода столкновений неизбежно наводит на предположение о существовании в сложной структуре мозга человека особого пункта, где должны сходиться сигналы, несущие информацию о мотивах разной природы. По-видимому, эти сигналы предварительно должны быть приведены к некоему общему знаменателю, к единой инвариантной форме, допускающей возможность сравнения их силы, интенсивности. В итоге особого акта сравнительного взвешивания интенсивности сигналов центр, управляющий поведением человека, получает соответствующую ориентировку. В этом и состоит акт избирающей воли.
Мотивы, если разобраться, тоже возникают, в свою очередь, не на пустом месте. Продолжая копать глубже, нетрудно прийти к выводу, что всякий мотив инициируется тем или иным предметом или событием реального мира. Другими словами, через посредство феноменов разума, эмоций, чувств, влечений проглядывают конкретные интересы реальных предметов. Предложенная нами ранее наиболее простая модель самоорганизующейся системы [29] предусматривает естественное онтологическое разделение реального мира, в связи с существованием каждой самоорганизующейся системы, на две относительно автономные части: внутреннюю и внешнюю. Это дает возможность провести соответствующую классификацию среди множества мотивов человеческой деятельности. А именно: одну часть всего множества мотивов следует трактовать как обусловленную внутренними интересами, а другую-как инициированную внешними обстоятельствами.
Таким образом, получается, что через посредство мотивов зачастую происходит борьба за управление поступками человека между внутренним и внешним началами. В результате человек поступает то сугубо в своих личных интересах, то в интересах других людей, общественных групп, государства, предметов окружающей природы (в рамках, скажем, экологического движения, движения за сохранение памятников культуры), то вступает в компромисс между внутренним и внешним. Например, экономическая деятельность человека сопряжена с производством благ для других людей и в то же время подразумевает в ответ на это получение соответствующего набора и объема благ для него самого.
Если в последнем случае поведение человека детерминируется обоими началами одновременно, то в первых двух, когда явно доминирует одна группа мотивов, можно утверждать, что человек в итоге отчуждается от другой группы, становится независим, свободен по отношению к ней. В связи с этим появляется повод ввести в рассмотрение понятие частной, относительной свободы. Выше мы уже вели речь о частной, относительной свободе в бинарных отношениях между отдельными предметами реального мира. В данном случае эта свобода касается двух интегральных совокупностей детерминантов: внутренней и внешней, Поэтому следует признать, что она носит агрегатный характер, может быть сведена к сумме бинарных частных свобод отдельных элементов. При этом свобода от внешнего начала неразрывно сочетается с зависимостью от внутреннего, и наоборот. Разумеется, эта свобода действительна лишь в течение того отрезка времени, пока сохраняется достигнутая в результате очередного столкновения расстановка сил среди мотивов. Как только расстановка сил меняется, в результате нового столкновения мотивов рождается новый вариант частной свободы. Однако встречаются и устойчивые тенденции в поведении людей. Например, эгоисту свойственно стойкое стремление быть максимально свободным от внешних влияний. Напротив, альтруист старается максимально освободиться от гнета личных потребностей.
Приходится констатировать, что значительное число мыслителей и ученых понимали под свободой именно эгоистическую частную свободу от всего внешнего. Свобода воли в этом случае естественно выступала как своеволие. Неудивительно, что эти ученые не могли найти общего языка с теми, кто трактовал свободу в абсолютном ключе.
Для начала на этом этапе исследований частной, относительной свободы субъекта можно было бы и остановиться. Однако поскольку ранее нами была уже предложена и вторая, более сложная и более адекватная действительности онтологическая модель самоорганизующейся системы [30], то полагаем необходимым привести также и соответствующую ей систему частных свобод.
Напомним, что вышеупомянутая вторая модель предусматривает естественное разложение картины бытия реального мира, в связи с существованием и функционированием СС, на четыре отдельные области. Соответственно появляется возможность говорить о четырех особых началах в частном бытии субъекта: имманентном, сформированном и воспитанном в нем внешними условиями, природно-культурном (фрагментом которого, в частности, является социокультурное начало), трансцендентном. Вообще говоря, для нормального поведения субъекта характерен факт смешанного детерминирования его воли, когда в этом деле принимают участие - поочередно, все вместе или в различных сочетаниях - все четыре начала. Однако что касается отдельных поведенческих актов, поступков, то в их детерминации может принимать участие неполный набор этих начал. То или иное конкретное действие может явиться результатом воздействия на волю субъекта лишь одного, двух или трех из них. При этом те начала, которые не приняли участия в детерминации данного действия, естественно, никак это действие не связывают. Поэтому можно говорить о частной, относительной свободе воли субъекта в отношении последних. Такого рода свобода воли, в сфере действия которой всякий раз оказывается то или иное сочетание из четырех упомянутых начал, может быть вполне строго исследована и классифицирована. В подобных случаях целесообразно пользоваться элементами математической комбинаторики. Сумма всевозможных сочетаний из четырех элементов вычисляется просто:
Итак, имеем 16 возможных вариантов детерминации воли и соответственно столько же вариантов частной свободы воли. Если учесть сделанный выше вывод о невозможности абсолютной свободы воли, то первый член этой суммы следует исключить. В итоге остается всего 15 вариантов, каждый из которых может быть при желании подробно описан и обстоятельно интерпретирован. Здесь мы рассмотрим для примера лишь некоторые из них.
1. Допустим, воля детерминирована одним только имманентным началом и соответственно свободна в отношении трех остальных. Субъектом в этом случае движут исключительно внутренние мотивы, изначальные потребности. Он отчуждается от всего внешнего и всего этим внешним в нем самом инициированного, развитого, воспитанного. Если такая ситуация сильно выражена в поведении какого-либо человека, то последнего можно отнести к типу нецивилизованного, примитивного дикаря. В философии этот вариант свободы воли пытался абсолютизировать Фихте: 'Я хочу быть господином природы, а она должна быть моим слугой, я хочу иметь соответствующее моей силе влияние на природу, по она не должна иметь никакого влияния на меня' [31]. Идеал сильного человека, отвергающего мораль и подчиняющего все вокруг своей воле, который был воспет Ницше, также завязан на этом варианте. Абсолютизация данного варианта явилась характерной чертой для той ветви школы 'философии жизни', которую можно классифицировать как примитивный субъективизм.
2. Пусть воля детерминируется имманентным и воспитанным началами и свободна в отношении всего внешнего. Этот вариант отличается от предыдущего воспитанностью, окультуренностью, цивилизованностью и приспособленностью поведения субъекта. Наряду с первичными изначальными потребностями им движут потребности приобретенные, воспитанные, сформированные под воздействием окружающей природной и социальной среды. Однако подчиненность лишь внутренним мотивам и отчуждение от внешних делают соответствующий поступок проявлением субъективизма. Под этим же названием известен вариант детерминирования воли, абсолютизированный рядом философских течений. Гипертрофирование активной роли субъекта, ведущее к субъективизму, в той нли иной степени характерно для Беркли, Юма, неокантианства, эмпириокритицизма, философии жизни, прагматизма, неопозитивизма, экзистенциализма. В обществоведении и этике такой взгляд на вещи способствовал апологии индивидуализма.
3. Любопытен случай, когда воля детерминирована природно-культурным (социокультурным) началом и свободна в отношении остальных. В этом случае субъект ничем принципиально не отличается от лишенных свойств самоорганизации окружающих предметов. Он лишен какой-либо собственной активности, действует лишь по воле внешних сил и обстоятельств. Над таким пассивным субъектом, лишенным субъективной свободы, господствует внешняя необходимость. По мнению ряда представителей западной философии, в частности сторонников иррационализма, именно такая ситуация господствует сейчас о цивилизованном мире: человеческая воля, индивидуальность растворяются во внешних нормах, условиях, общепринятых стандартах и стереотипах и человек превращается в пассивного потребителя и созерцателя. Абсолютизация данной стороны в поведении субъекта ведет к объективизму. В известной мере грешит объективизмом марксизм-ленинизм - достаточно вспомнить отрицание им существования какой-либо особой внутренней причинности, а также его концепцию свободы как познанной необходимости.
4. Не столь очевиден в интерпретации случай, когда воля детерминируется одним только трансцендентным началом. Здесь мы принимаем во внимание лишь реальное трансцендентное начало, исходящее от неосвоенной субъектом части реального мира, и пока не берем в расчет трансцендентные феномены психического происхождения. Так что для этого случая следует признать характерным особое поведение субъекта, когда последним движет любопытство, стремление обнаружить, заполучить и ощутить новое, ранее скрытое и неизведанное. Как элемент нормального поведения данная тенденция достаточно масштабно представлена в бытии субъектов. Что касается человеческого общества, то в нем всегда присутствует особый отряд творческих деятелей, первооткрывателей и новаторов, специализирующихся на поиске и создании нового в разных сферах бытия. Этот отряд способствует неуклонному расширению сферы бытия общественного субъекта. Абсолютизация данной тенденции, в частности, явилась базой для сциентизма- гипертрофированной оценки роли науки. Этим до недавнего времени грешила и отечественная марксистско-ленинская философия, пытавшаяся трактовать познание как основную функцию человека, а потребность познавать - как главную потребность.
5. Заслуживает внимания противоположный предыдущему случай, когда воля свободна от трансцендентного начала и детерминируется тремя остальными. Соответствующее поведение характеризуется замкнутостью на привычных, традиционно сложившихся реалиях и нормах, консерватизмом. Абсолютизация такого положения вещей ведет к господству метафизического мировоззрения, к догматизму, скептицизму, позитивизму, прагматизму.
6. Нельзя обойти вниманием также случай, когда воля детерминируется всеми четырьмя началами. Поведение субъекта в этом случае характеризуется как максимально компромиссное, увязанное со всеми присутствующими мотивами. При этом в известной степени соблюдаются интересы всех участвующих сторон и начал. Если разобраться, такой тип поведения занимает в жизни людей и социумов наиболее значительное место. Освобождение же, отчуждение от тех или иных из этих четырех начал чаще всего происходит в особых экстремальных ситуациях, когда изменившееся со временем соотношение силы мотивов требует переоценки и установления нового типа компромисса.
Итак, выше мы констатировали, что частное бытие любой СС может быть охарактеризовано пятнадцатью вариантами детерминированности и свободы воли. Можно было бы на этом и остановиться. Однако повышенный интерес к бытию высокоорганизованных форм СС заставляет продолжить исследование. Совершенно очевидно, что у сложных СС и поведение более сложное. Когда объектом рассмотрения берется животное, появляются основания принимать во внимание уже и факт выделения в особую относительно автономную сущность, способную оказывать собственное детерминирующее влияние на поведение, такого феномена, как его психика. Гнев, страх, ярость, восторг, любовь могут определять отдельные действия животного, порой идущие вразрез с его тривиальными внутренними мотивами и потребностями. Опыт, характер, темперамент привносят в поведение особи специфические черты. Это дает основания для усложнения модели бытия путем разделения акцентировавшегося ранее внутреннего начала (как имманентного, так и воспитанного) на две относительно автономные части: физиологическую и психическую. Нетрудно сообразить, что такая усложненная модель предусматривает увеличенное число возможных вариантов детерминированности воли животного, а также соответственно и его свободы. Это число можно строго вывести при детальном анализе данной модели.
Если же замахнуться на более детальное и адекватное исследование бытия таких высокоорганизованных СС, как человек и социум, то здесь в дополнение к предыдущему появляются основания для выделения в особую относительно автономную сущность, способную оказывать самостоятельное влияние на поведение, на ориентацию воли, такой части психики, как сознание. С учетом такого выделения число возможных вариантов детерминированности и частной свободы воли в модели бытия еще больше увеличивается. Модель при этом весьма значительно усложняется. Однако любой из этих вариантов все так же строго и определенно может быть выписан и, при желании, обстоятельно интерпретирован. Здесь все это сделать не позволяют размеры исследования, да и такой задачи мы перед собой не ставим. По сути дела, проблема вычленения и интерпретации всех указанных вариантов является почти чисто технической.
Можно лишь указать, что в числе этих вариантой окажутся такие, которые послужили основанием для возникновения ряда известных трактовок свободы, в частности свободы психического по отношению к физическому в понимании 3. Фрейда; свободы сознания по отношению к физическому бытию, на которой заострял внимание Ж.-П. Сартр; свободы нравственного мудреца, сознательно подчиняющегося законам природы и действующего соответственно космическому порядку, в понимании ранних стоиков и Эпикура; свободы как моральной необходимости, стремления детерминироваться разумом к лучшему в трактовке Лейбница; свободы как познанной необходимости - следствия диктата познающего сознания - в изложении Спинозы, Фихте, Маркса, Энгельса и Ленина; свободы как некоего иррационального начала, противостоящего всему рациональному, в трактовке К. Ясперса, Г. Маркузе и С. Кьеркегора; а также свободы религиозного и мистического сознания по отношению к обыденной реальности - как обратной стороны диктата фантомов психики и сознания. Таким образом, на базе предложенного метода представляется возможным свести буквально все известные трактовки свободы, изрядно их пополнив к тому же длинной серией ранее не акцентировавшихся, к вполне строгой и стройной системе потенциально возможных вариантов детерминирования и частной свободы воли субъекта, наделенного психикой и сознанием. Вообще говоря, при желании работу по совершенствованию и соответственно усложнению модели бытия и поведения высокоорганизованных субъектов можно продолжать еще очень долго, если начать выделять отдельные чувства, эмоции, потребности и аспекты разума в разряд частных детерминантов воли. Тогда, например, можно будет оперировать трактовками бесстрашия - как свободы от чувства страха, аскетизма - как свободы от гнета физиологических потребностей и чувственных желаний, беззакония - как свободы от требований законов, ретроградства - как свободы от прогресса и т. д. Общее число возможных вариантов детерминирования и частной свободы воли субъекта при этом настолько возрастет, что работа по систематизации окажется по плечу лишь большому коллективу исследователей.
Особый интерес .представляет проблема исследования свободы в ситуациях компромиссного взаимодействия двух или нескольких начал. Такие ситуации подразумевают наличие определенной взаимосвязи между каждой отдельной парой этих начал. А всякая взаимосвязь сопряжена с ограничением взаимной свободы. Таким образом, в условиях компромисса мы имеем дело с ограниченной, обусловленной, номинальной свободой. Эта последняя представляет собой варьируемую, количественно изменчивую величину, меру взаимной обособленности, отчужденности, независимости двух начал. В зависимости от конкретной ситуации номинальная свобода может иметь разную величину в весьма широких пределах: от нулевого значения в условиях жесткой связи до максимального абсолюта в отсутствие сколько-нибудь заметной связи.
Обилием разнообразных компромиссных ситуаций обычно насыщена жизнь отдельного человека, а также социума. Особенность взаимодействия человеческого и общественного субъекта с окружающим миром хорошо передается известным изречением Ф. Бэкона: 'Natura non vincitur nisi parendo' ('Над природой можно господствовать, только повинуясь ей) [32]. Действительно, в стремлении полезным образом подчинить себе эту природу творческий субъект непрерывно работает над оптимизацией имеющихся рычагов воздействия на отдельные ее фрагменты, а также осуществляет поиск более мощных рычагов, для чего вынужден заниматься углублением прежних и налаживанием все новых отношений с ранее чуждыми, неизведанными и неосвоенными предметами и процессами. В результате непрерывно множатся, крепнут и углубляются связи субъекта с внешним миром, растет со временем масштаб их взаимозависимости.
Совокупность связей субъекта с внешним миром можно рассматривать как своеобразную систему 'каналов', русло которых образуют пути 'разрешенного' действования. 'Берега' этих каналов слагают разнообразные запреты, ограничения, условия, угрозы и пока не изведанные реалии окружающего миря. Постепенный рост взаимозависимости субъекта и тех или иных элементов внешнего мира иллюстрируется углублением соответствующих каналов. При этом выйти за рамки каждого такого канала становится все труднее, что соответствует уменьшению объема номинальной свободы субъекта. Если оценивать суммарный объем номинальной свободы субъекта в рамках сложившейся на данный момент системы каналов, то следует признать его снижение с течением времени. Однако неустанная работа по прокладке новых каналов в определенной мере способствует компенсации этой потери.
Очевидно, именно эту ограниченную и обусловленную номинальную свободу имел в виду Кант, когда рассуждал о характеризующей деятельность человека гармонии природы и свободы [33]. Шеллинг также подчеркивал, что человеческая свобода развивается не во вражде, а в союзе с естественной необходимостью [34], поэтому человек должен рассматриваться в гармонической связи с Вселенной [35]. Эта истина приобретает особую актуальность в наши дни. По мнению Н. Моисеева, в современную эпоху поведение, деятельность людей должен отличать 'поиск гармонии в развитии Человека, его общества и Природы' [36].
Взаимодействие человека с его общественным окружением, общественной средой, очевидно, вписывается в ту же схему и так же подразумевает некоторую номинальную, ограниченную и обусловленную свободу. Еще Демокрит констатировал, что свобода одного человека связана со свободой общества [37]. Кант, много внимания уделивший изучению взаимоотношений человека и общества, оставил в связи с этим следующее замечание: 'Государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе, согласно законам, благодаря которым свобода каждого совместима со свободой всех остальных... есть во всяком случае необходимая идея, которую следует брать за основу при составлении не только конституции государства, но и всякого отдельного закона' [38]. Цивилизованный нормопослушный гражданин, как отмечал Кант, выполняет свой долг, повинуясь категорическому императиву (безусловному нравственному закону) и только с учетом этого условия в соответствующих рамках допускает свободную игру своих склонностей [39]. Это и составляет номинальную, ограниченную и обусловленную свободу человека, живущего в обществе. Признавая себя его законным гражданином, человек вынужден считаться с существованием, потребностями, волей и намерениями других людей, разнообразных социальных агрегатов и институтов, обусловливает этим обстоятельством свои намерения и, по сути дела, берет на себя обязательства по ненанесению всем им ущерба способом, не предусмотренным общепринятыми правилами, нормами, законом. Определяя право, Кант списал: 'Это совокупность условий, при которых произвол одного совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы' [40]. Монтескье, давая определение свободы как права делать все, что дозволено законами, очевидно, также вел речь о номинальной, ограниченной свободе общественного человека [41]. Сходного взгляда придерживался и Гольбах, определявший свободу как 'возможность делать для своего счастья все, что допускает природа человека, живущего в обществе' [42]. Общественную необходимость, опутывающую номинальную свободу каждого члена общества, он описывал следующим образом: 'Воспитание, закон, общественное мнение, пример, привычка, страх - все это причины, которые должны изменять людей, влиять на их волю, заставляя их содействовать общему благу, направлять их страсти и сдерживать те из них, которые могут вредить цели общества' [43].
Из приведенных высказываний великих мыслителей вполне однозначно вырисовывается идеал общественного устройства, в условиях которого осуществляется и устойчиво поддерживается гармония номинальных, ограниченных и обусловленных свобод всех отдельных граждан, социальных агрегатов и институтов, то есть всех реальных субъектов, представленных в человеческом обществе. При этом подразумевается, что разрыв в объеме номинальной свободы между различными субъектами, представителями разных категорий населения, должен быть небольшим. По поводу этого идеала считаем необходимым заметить, что последний является не просто некоей розовой мечтой адептов идеи справедливости. По нашему убеждению, история человеческой цивилизации, проходя через длинную череду специфических укладов общественного бытия, демонстрирует устойчивую тенденцию сближения с этим идеалом. Очевидные признаки этого без особого труда обнаруживаются и в экономической, и в политической, и в идеологической, и в религиозной, и в культурной сферах жизни мирового сообщества.
Имея в виду экономический аспект общественной жизни, следует признать, что разрыв в объеме номинальной свободы между общественными классами и прослойками, будучи максимальным в эпоху рабовладения, когда раб не имел никакой собственности и полностью зависел от хозяина, затем несколько сократился в эпоху феодализма, когда крестьянин уже имел кое-какую собственность и вел свое небольшое хозяйство. С наступлением капитализма человек обрел потенциал свободного выбора: стать ли наемным работником у того или иного предпринимателя или же осуществлять какую-либо самостоятельную экономическую деятельность в соответствии со своими интересами и материальными возможностями. Что касается деятельности наемного работника в рамках капиталистического предприятия, то надо признать, что до сих пор объем его номинальной экономической свободы там был весьма невелик. Однако есть свидетельства того, что в современную эпоху все в большей степени ощущается необходимость увеличения последней. Вполне вероятно, не за горами стоит эпоха, когда каждый наемный работник будет иметь возможность выбирать по своему желанию подходящий для него уровень ответственности и, следовательно, номинальной свободы на своем рабочем месте. Тогда появится повод говорить об исчезновении вопиющего разрыва в объемах номинальных свобод различных категорий населения и наступлении эпохи идеального общественно-экономического устройства.
Что касается политического аспекта общественной жизни, то нельзя не признать, что в период господства автократий, аристократий - любых вообще бюрократий - объем номинальных свобод рядовых граждан бывает весьма невелик. В то же время объем номинальных свобод правящих личностей, групп, слоев и классов имеет завышенную величину. Разрыв в масштабах номинальной политической свободы между отдельными классами и прослойками был, очевидно, максимальным в условиях рабовладения, затем несколько сократился в эпоху феодализма и существенно уменьшился в условиях капиталистической демократии, когда формально признается равенство прав и возможностей для всех категорий граждан. На деле, однако, пока в политической жизни развитых капиталистических стран довольно ощутимую роль играет элемент имущественной бюрократии. Впрочем, с ростом уровня благосостояния массы рядовых граждан (что является действительно наблюдаемым феноменом) можно связывать определенные надежды на постепенное нивелирование роли этого элемента.
В религиозной сфере жизни общества в свое время тоже произошел решительный поворот от бюрократической традиции к демократической. Вместо религий, закреплявших 'на небесах' привилегии правящих кругов общества, пришли истинно массовые мировые религии - христианство, мусульманство, буддизм, - уравнивающие всех верующих 'перед лицом бога'.
В отличие от древней эпохи, когда в качестве основы общественной стабильности достаточно было одного только страха и веры в 'доброго' правителя, со временем масса рядовых людей стала играть все более выраженную собственную самоценную историческую роль. Это выросшее массовое самосознание сегодня приходится принимать в расчет любому политическому режиму. На нем в современную эпоху начали расцветать идеи национал-социализма, государственного социализма, коммунизма. При этом гражданская единица подразумевалась уже не как пассивное 'ничто', а как активное 'нечто', убежденный носитель и проводник определенного 'идеологического заряда'. Чтобы управлять массой, теперь требуется ее убеждать, увлекать за собой, воздействовать на ее психику, сознание. Не случайно тоталитарные режимы нашего века придавали такое огромное значение идеологической обработке масс и тратили колоссальные средства на пропагандистскую 'машину'. Сегодня в цивилизованных странах имеет место постоянная конкурентная борьба между несколькими идеологиями за влияние на умы массы граждан. Эта борьба протекает в рамках демократического процесса, является источником периодических корректив, вносимых в стратегию общественного развития в соответствии с текущим балансом идеологических воззрений, господствующих в общественной среде. Каждый гражданин волен свободно избирать близкую ему на данный момент идеологическую платформу, открыто заявлять об этой своей близости и демонстрировать ее на выборах. Такого значительного объема номинальной свободы в области идеологии раньше не было.
Если в старину культура и искусство 'работали' в основном на правящую аристократию, то впоследствии произошла переориентация сначала на круги 'разночинцев', а затем вообще на самые широкие общественные слои. Наш век отмечен мощным всплеском 'массовой культуры'. Поэтому в культуре и искусстве оказались в невиданном ранее масштабе представлены вкусы, ценности и запросы рядового массового потребителя, который обрел беспрецедентный объем номинальной свободы в данной сфере. Здесь, по-видимому, также сыграл свою роль феномен выросшего уровня благосостояния широкой массы общества. Как говорится, кто платит - тот и заказывает музыку.
Отмеченные аспекты общественной жизни на практике зачастую бывают весьма тесно переплетены и взаимозависимы. Можно привести немало примеров, когда позитивные сдвиги или, наоборот, застойные моменты, труднопреодолимые преграды в той или иной отдельной сфере соответственно ускоряли или задерживали развитие в других сферах. В современную эпоху военные диктатуры в Латинской Америке, религиозные реванши в мусульманских странах, кастовые пережитки в Индии серьезно тормозят их общее развитие. В России сегодня такого рода крупных препятствий на пути развития, на наш взгляд, нет. Капитальная структурная перестройка в экономике и масштабное, динамичное перераспределение собственности представляют собой серьезные проблемы и определенно чреваты болезненными явлениями. Но при достаточно гармоничном развороте событий эти проблемы вполне преодолимы, поэтому есть все основания считать оправданными надежды на высокий динамизм грядущего развития во всех сферах нашей общественной жизни.
Литература:
1. Гольбах П. Избранные произведения: В 2 т. М., 1963. Т.1. С. 208.
2. Цит. по: Бычко И. В. В лабиринтах свободы. М., 1976, С. 132.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 20. С. 116.
4. См.: Бычко И. В. Указ. соч. С. 6-8,
5. Калмыков Р. Б. Вихревая причинно-следственная модель самоорганизации, ее философская интерпретация и развитие ряда связанных с ней представлений. Иваново, 1993. Деп. в ИНИОН 22.02.93, ? 47742.
6. Гегель Г. В. Ф. Работы разных лет. М.; Л., 1971. Т. 2. С. 103 - 104.
7. См.: Связь и обособленность. Киев, 1988. С. 37.
8. Спиркин А. Г. Курс марксистской философии. М., 1966, С. 122.
9. Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. М., 1964. Т. 2. С. 231.
10. Там же. М., 1963. Т. I. С. 362-363.
11. Бунге М. Причинность: Место принципа причинности а современной науке. М., 1962. С. 130-131.
12. Демокрит: Тексты, переводы, исследования / Сост. С.Я. Лурье. Л., 1970. С. 24.
13. Там же. С. 53
14. См.: Бычко И. В. Указ. соч. С. 151 - 152.
15. Спиноза Б. Избранные произведения: В 2 т. М., 1957. Т.2. С. 584-585.
16. Гегель Г. В. Ф. Сочинения: В 6 т. М., 1937. Т. 6. С. 195.
17. Там же. С. 192.
18. Гольбах П. Избранные произведения. Т. I. С. 237.
19. Бунге М. Указ. соч. С. 211.
20. См.: Бычко И. В. Указ. соч. С. 110.
21. Там же. С. 112.
22. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С, 90.
23. Там же.
24. Английские материалисты XVIII века: Собр.произведений: В 3т. М, 1967. Т.2. С.32.
25. Шопенгауэр А. Полное собрание сочинений: В 4 т. М., 1904, Т. 2. С. 137.
26. Бюхнер Л. Сила и материя. СПб., 1907, С. 271.
27. См.: Гольбах П. Система природы. М., 1942. С. 117.
28. Английские материалисты XVIII века. Т. 2. С. 58.
29. Калмыков Р. Б. Указ, соч.
30. Там же.
31. Фихте И. Г. Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. М. 1937. С. 38.
32. Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1971. Т. I. С. 83.
33. Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1966. Т. 6, С. 195.
34. См.: Лазарев С. В. Философия раннего и позднего Шеллинга. М., 1990. С. 72.
35. Там же. С. 135.
36. Моисеев Н. Экология человечества глазами математика. М., 1988. С. 169.
37. Демокрит: Тексты, переводы, исследования. С. 241.
38. Кант И. Сочинения. М., 1964. Т. 3. С. 351-352.
39. Там же. С. 356.
40. Там же. С. 364.
41. Монтескье Ш. Л. Избранные произведения. М., 1955. С, 185.
42. Гольбах П. Избранные произведения, М., 1963. Т. 2. С. 339.
43. Там же. Т.1. С. 242.
Электронная копия печатного издания:
Научное издание
КАЛМЫКОВ Равиль Баширович
АНАТОМИЯ СВОБОДЫ
Редактор Т. И. Ларина
Корректор О. В. Боронина
Художник В. А. Орлов
Технический редактор И. С. Сибирева
Лицензия ? 020295 от 20.11.91. Сдано в набор 21.12.94. Подписано в печать 20.01.95. Бумага писчая. Формат 60Х84 1/16. Печать высокая. Гарнитура литературная. Усл. печ. л. 1,63. Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 1000 экз. Заказ 3482.
Ивановский государственный университет
153025 Иваново, ул. Ермака, 39
Типография Главного управления по комплектованию
и подготовке кадров Минтопэнерго Российской Федерации
153025 Иваново, ул. Ермака, 41
| Copyright © sinthes | ravil8@yandex.ru |